Значительное потребление кирпичных чаёв было у тунгусов: «Относительно пищи и питья тунгусы вовсе неразборчивы, и пьют и едят, что попадается. Одно из любимых их кушаний состоит из не переваренного содержимого желудка северного оленя; прибавив к нему ягод, они раскладывают его тонкими пластами на древесную кору и сушат на солнце или ветре. Тунгусы очень много употребляют кирпичного чая; они из него с жиром и ягодами приготавливают густую кашицу».

В то же время, когда, ряд авторов конца ХХ – начала XXI вв., указывают на то, что тунгусы пили чай низкого качества – это не совсем верно. При наличии доходов от продажи пушнины, в хорошие годы, когда было много оленей, а также просто зажиточные тунгусы и те из них, которые имели большой кредит у русских торговцев, потребляемый чай был очень хорошего качества: часто это были дорогие китайские рассыпные чаи высших сортов.

Один из русских этнографов так описал потребление чая тунгусами: «Кирпичный чай, который я взял с собою, я и не решался вынимать из мешка. «Это чай второго сорта», заметил Тунгус, прихлёбывая, когда я действительно вытащил второй сорт, потому что мой кирпичный чай оказался тут не годным и должен был припрятаться [так в тексте. – И.С.]. Нужно было доставать самые лучшие припасы для этих «дикарей», между которыми самые богатые, т.е. наиболее наделавшие долгов, возили с собою обитые металлическими пластинками ящики с фарфоровой посудой для чая, потому что они в год употребляли его до 10 фунтов, следовательно на 150 рублей. Как же поступают бедняки? спросил я. Бедняк Тунгус не пьёт чаю, ответил спрошенный, но прибавил к тому: если он поймает соболя или найдёт себе кредит, то уж он наверное тотчас же купит себе чаю».

С пренебрежением к монгольскому (кирпичному) чаю относились многие тунгусы. В частности, указывая на Нигидальское племя тунгусов, А. Миддендорф пишет: «В последнее время Нигидальцы покупали кое-что и у наших Тунгусов Чай в том виде, в каком его пьют Маньчжуры, они не любили, но наш подслащенный чай они пили с удовольствием».

Во время кочёвок или перевозок людей и грузов на дальние расстояния чай у тунгусов, для поддержания жизнедеятельности организма в сложных природно-климатических условиях, играл далеко не самую последнюю роль: «В Восточной Сибири тунгусы вместе с якутами перевозят тяжести и путешественников по неизмеримым лесам, причём путешественники не раз имели случай подивиться тунгуской ловкости и весёлости. Приехав вечером на ночлег, в одно мгновение олени развьючены, сёдла и вьюки уложены в порядке; узды и вожжи собраны и повешены на древесные ветви, голодное стадо исчезло в лесной чаще: оно само позаботилось о своём корме. Затем мужчины, ушедшие с топорами, притаскивают на бивак пару срубленных больших лиственниц. Тонкие ветви обрубаются и складываются на снегу вместо тюфяков; стволы кладутся на расчищенном для костра месте. Потом из середины ствола выкалываются смолистые сухие лучины, которые трутом и серой доводятся до тления. Этот пучок окружают другими лучинами и хвоею, и всем этим весьма быстро и ловко машут по воздуху, пока не вспыхнет пламя. Котёл, наполнен снегом, уже висит на толстой ветви, воткнутой в землю, вкось по ветру около костра. Через несколько минут чай уже готов. Так как тунгусы каждый вечер всё это делают одинаковым способом, то очевидно они мастерски к этому приладились».

Русский этнограф так описывал своё чаепитие с тунгусами: «За пляской последовал чай с пуншем; Ни малейшей необузданности, никто не хватал раньше другого, все пили умеренно, соображаясь с тем, чтобы никто не остался в накладе».

При этом, когда русские этнографы и путешественники приглашали на чай тунгусов, либо поили тех из них, которые помогали с переездами или выполняли поручения, приходили совершенно посторонние люди, которых также (согласно местным обычаям гостеприимства) также приходилось поить чаем и кормить.

Один из российских этнографов вспоминал о подобных «гостях» на обедах и чаепитиях: «Хотя уже все они ежедневно питались нашим чаем и нашими сухарями, которыми очевидно нельзя было не угощать их, но вскоре нам пришлось допустить к нашей трапезе ещё 3 Тунгусов и 4 Гиляков. Вследствие таких странствующих посетителей лавина по временам нарастает на 4 – 6 и даже до 11 душ или собственно желудков».

При этом забрать недоеденную еду или недопитые напитки с собой для тунгусов и гиляков было обычным делом: «Если кто не мог съесть всё, данное ему распорядителем пира, чтобы то ни было, то он брал остатки с собою, для жены и детей, точно так как уже прежде это делали тунгусы и гиляки с нашими сухарями и чаем».

У тунгусов существовали определённые традиции, касавшиеся не только необходимости принимать, кормить и поить сторонних людей, пришедших «гостями» на чужой пир, но и специфическая система распределения на «собственное» имущество и имущество «общественное».

Сторонние лица могли легко придти на чужой пир (чем часто и пользовались), есть и пить чай за хозяйский счёт. Однако, это не давало им прав распоряжаться чужим не заваренным чаем, который имелся у другого человека. Часть потребления и имущества подпадала под коммерческие отношения и подлежала оплате, а часть – нет.

Российский этнограф вспоминает об отношении к чаю и другому имуществу: «Меня тунгус кормит, потому что еда у них не идёт в счёт. Я же расставляю мои приборы [силки и капканы. – И.С.] на соболей, и эту охоту каждый ведёт на свой счёт. Убью я случайно мясное животное: мясо идёт в пользу юрты, а шкура и рога [убитого животного] принадлежат мне. Я везу с собою муку, чай, табак, порох, свинец, до которых иной раз, пожалуй, также доходит очередь, равно как и до того или до другого из моих северных оленей, но так как это купленные вещи, которые мне не принадлежат, то они ставятся моему тунгусу особо в счёт, хотя я ими также пользуюсь».

Система взаимоотношений, регламентировавшая все стороны потребления, для тунгусов и других северных народов, была важным элементом выживания в сложных климатических условиях.

Именно из-за неблагоприятных и крайне жёстких условий окружающей среды, тунгусы ходили питаться и пить чай к соплеменникам и приезжим на безвозмездной основе. Очень часто они злоупотребляли этим общественным договором, обеспечивавшим выживание в условиях Сибири.

Кроме того, у тунгусов было принято возмещать стоимость «подарка», чем пользовались якуты, русские купцы, поселенцы и торговцы: «Если люди ничего не хотят брать, так угостишь их, тогда сердце их растает. Сначала они решатся, может быть, спросить только кремень, но потом является одно за другим. Когда угостишь их хорошенько, так они берут всё, что ни вытащишь, а на цены они соглашаются без дальнейшего. Главное дело угощение. Заваришь чаю, подашь сахару, сухарей, масла, и в заключение сваришь большой котёл саламата. Вот что радует Тунгуса непомерно и уже он наверное из благодарности подарит соболя; самый бедный и тот принесёт по крайней мере кабарговую струю. Затем торг идёт как по маслу и Тунгус дешевле отдаёт соболей. Если же можешь дать водки, то всё получишь; но она редка и её нужно повозить в масле, потому что она запрещена. Тунгус такой человек, что если я знакомому поклонюсь полпудом [пол пуда, ~ 8,2 кг. – И.С.] сала, так он уже непременно ответит на мой поклон соболем. Встречается, правда, кое-где и такой Тунгус, который, хотя его и угостишь, не считает себя за это в долгу, но таких осуждает общее мнение».

Сохранилось несколько описаний товаров, которые XIX в. привозились в земли тунгусов. По описанию Миддендорфа среди этих товаров, наиболее востребованных в товарном обмене между коренным населением и пришлыми людьми, были: масло, жир, мука, сахар, табак, порох и свинец, ружья, ружейные замки, котлы, сковороды, медвежьи рогатины, ножи, топоры и ряд других товаров.

Любопытно, что многие сибирские народы изготавливали специальные футляры для чайных наборов, для хранения и перевозки чая. Часто подобные ёмкости изготавливались для продажи заезжим русским путешественникам и исследователям, но немало делалось и для собственных нужд.